Великие битвы: Битва при Монлери

Автор: Strateg, 05 Ноя 2011

Битва при Монлери, 1465 г. – одна из последних конных рыцарских великих битв в военной истории на закате средневековья. Король Франции Людовик 11 против Лиги Общего блага, возглавляемой графом Шароле – будущий Карл Смелый герцог Бургундский.  Мемуары Ф. де Коммина.

Битва при Монлери

подготовка и силы сторон

“… В общем армия (бургундцев) насчитывала около 1400 кавалеристов, скверно снаряженных и вооруженных, поскольку в этих краях долгое время царил мир и после Аррасского договора было мало продолжительных войн. По-моему, они прожили мирно свыше 36 лет, не считая нескольких мелких и кратких столкновений с жителями Гента. Кавалеристы, правда, запаслись большим количеством лошадей (лишь немногие имели менее 5-6 лошадей) и многочисленной прислугой. Лучников собралось около 8-9 тысяч, но после смотра оставлены были самые лучшие, и отправка остальных по домам причинила больше забот, чем их сбор.

Итак, армия была полностью и быстро подготовлена к походу, о чем я выше рассказал, и граф Шароле тронулся с нею в путь. Все воины двигались верхом, за исключением тех, кто обслуживал артиллерию, прекрасную и мощную по тому времени, и тех, кто сопровождал большой обоз, замыкавший войско графа.

Граф Шароле перешел Сену и расположился у моста Сен-Клу… На следующий день после переправы он получил известие от одной сеньоры королевства, собственноручно ему написавшей, что король покинул Бурбонне и в спешном порядке движется на него.

… граф Шароле приближался к Парижу, король стал опасаться, как бы к графу не присоединились отряды его (короля) брата герцога Беррийского и герцога Бретонского, двигавшиеся из Бретани (все они действовали, якобы заботясь о благе всего королевства). Сомневаясь, кроме того, в верности Парижа и других городов, король решил побыстрее вернуться в столицу и предотвратить соединение этих двух больших армий. Причем у него вовсе не было намерения сражаться, как он мне не раз признавался, вспоминая об этих событиях.

Как я уже сказал выше, граф Шароле, узнав, что король покинул Бурбонне и направляется прямо к Парижу (так, во всяком случае, считал граф), решил пойти ему навстречу. Сам он продвинулся до деревни Лонжюмо, что возле Парижа, а коннетабль Сен-Поль с авангардом – на 3 лье дальше, до Монлери. По окрестностям разослали конных разведчиков, чтобы заранее знать, куда движется король и когда он подойдет. С помощью графа Сен-Поля, а также сеньоров де Обурдена и де Конте около Лонжюмо было выбрано место для сражения и решено, что, как только король появится, граф Сен-Поль отойдет к Лонжюмо.
Следует сказать, что монсеньор дю Мэн с 700 или 600 кавалеристами поначалу расположился на пути герцогов Беррийского и Бретонского, в чьих отрядах были опытные и знатные рыцари, которых король Людовик, вступив на трон, разжаловал, хотя они хорошо послужили его отцу, когда тот отвоевывал и умиротворял королевство (много раз король Людовик потом раскаивался в этом, признавая свою неправоту). Среди прочих там были граф Дюнуа, достойнейший во всех отношениях человек, маршал де Лоеак, граф Данмартен, сеньор де Бюэй и многие другие – всего 500 человек. Все они покинули королевскую службу и перешли к герцогу Бретонскому, будучи уроженцами его страны и его подданными, составив цвет его армии.

Граф Мэн не считал возможным самостоятельно сразиться с ними, но постоянно держался вблизи них, продвигаясь навстречу королю. Граф Шароле, находившийся в Лонжюмо, в то время как его авангард стоял в Монлери, узнал от доставленного ему пленника, что граф Мэн соединился с королем, в распоряжении которого были все его отряды, насчитывавшие около 2200 кавалеристов, а также арьербан из Дофине и 40-50 добрых савойских дворян.
Король тем временем держал совет с графом Мэном, великим сенешалом Нормандии де Брезе, адмиралом Франции, принадлежащим к дому Монтобанов, и другими, но в конце концов, не посчитавшись с высказанными мнениями, постановил: в битву не ввязываться и вступить в Париж, не приближаясь к бургундцам. По-моему, его решение было правильным.

Король не доверял великому сенешалу Нормандии и потребовал, чтобы тот признался, заключил ли он договор с восставшими сеньорами или нет. Великий сенешал ответил, что да, но что он лично останется с королем, а они – лишь с договором. Произнес он это, по своему обыкновению, с усмешкой. Король был удовлетворен и поручил ему возглавить авангард, дав проводников, чтобы уклониться от столкновения. Великий сенешал, действовавший по своему разумению, сказал тогда одному из своих приближенных: “Я их сведу сегодня так близко, что понадобится немалое искусство, чтобы избежать сражения”. Так он и поступил, но в результате именно он и его люди оказались первыми жертвами. Обо всем этом мне поведал король, так как в то время я был с графом Шароле.
Авангард подошел к Монлери, где стоял граф Сен-Поль, 27 июля 1465 г. Граф Сен-Поль тут же известил об этом графа Шароле, располагавшегося в 3 лье, в том месте, которое он выбрал для битвы, и попросил скорей прислать подмогу, ибо отойти к нему, как было условлено, он не мог: его конница и лучники были уже выстроены в боевом порядке и прикрыты обозом, так что отход выглядел бы как бегство, а это уже грозило бы всей армии поражением. Граф Шароле срочно послал бастарда Бургундского Антуана с большим отрядом и затем, поразмыслив, идти ему самому или нет, двинулся туда вслед за другими. Он прибыл на место около семи часов утра; там уже собралось пять или шесть королевских отрядов, расположившихся вдоль длинного рва, разделявшего обе армии.

Граф Шароле застал графа Сен-Поля уже на ногах. Все подходившие воины выстраивались в линию. Лучники были разутыми, и перед каждым в землю были воткнуты колья. Поначалу пришли к выводу, что все без исключения должны спешиться, но потом приняли иное решение, и почти все кавалеристы сели на лошадей; только нескольким добрым рыцарям и оруженосцам приказали остаться в пешем строю. Среди них были монсеньор де Корд и его брат, а также мессир Ф. де Лален. В то время у бургундцев особым уважением пользовались те, кто действовал в пешем строю вместе с лучниками. Многие знатные люди поступали именно так, чтобы поднимать дух простолюдинов и заставлять их лучше сражаться….

Возвращаясь к своему предмету, замечу, что бургундцы потеряли много времени и понесли потери из-за того, что сначала спешивались, а потом вновь седлали лошадей. Тогда же погиб юный и храбрый рыцарь мессир Филипп де Лален, так как был плохо вооружен.
Люди короля пробирались цепочкой через лес Торфу, и, когда мы прибыли на место, их насчитывалось менее 400 кавалеристов. Если бы их атаковали сразу же, они не сопротивлялись бы, ибо задние, как я сказал, могли двигаться лишь гуськом. Число их, однако, все увеличивалось. Видя это, мудрый рыцарь монсеньор де Конте заявил своему господину монсеньору Шароле, что если тот желает выиграть это сражение, то пора выступать, и, изложив свои соображения, добавил, что если бы это сделали раньше, противник ввиду его малочисленности был бы уже разбит, сейчас же его силы возрастают на глазах. И он был прав.”

Битва при Молери

ход сражения

“…Но тут начались споры – каждый хотел высказать свое мнение. Тем временем на окраине деревни Монлери завязалась ожесточенная схватка лучников. У короля были вольные лучники, все в красивом обмундировании с золотым шитьем, и командовал ими Понсе де Ривьер. Бургундские же лучники сражались без командующего, да и порядка у них не было, как нередко случается в самом начале стычек. Среди них находились пешие Филипп де Лален и Жак де Мас, человек хорошо известный, ставший позднее обер-шталмейстером герцога Карла Бургундского. Но бургундцев было больше. Они захватили один дом, сорвали две или три двери и, прикрываясь ими, выскочили на улицу, а дом подожгли. Ветер им благоприятствовал и гнал огонь в сторону королевских воинов; те начали отступать, вскочили на лошадей и бежали.
В ответ на этот шум и крик выступил граф Шароле. Как я говорил, он отказался от прежнего плана и решил продвигаться, сделав два привала, поскольку расстояние между обеими армиями было велико. Королевские войска располагались около замка Монлери; их позиция защищена была большим валом и рвом, перед которыми простирались поля, засеянные бобами, пшеницей и другими зерновыми, уже высоко поднявшимися, ибо земля там плодородная.

Лучники графа шли первыми, в полном беспорядке. По моему мнению, в бою лучники являются решающей силой, когда их очень много, когда же их мало, они ничего не стоят. Но им нельзя давать хорошего снаряжения, дабы они не боялись потерять своих лошадей или что иное. Для этой службы люди, ничего не видевшие в жизни, более ценны, чем многоопытные. Такого же мнения придерживаются и англичане – цвет лучников мира.

Предполагалось устроить в пути два привала для отдыха пехотинцев, ибо дорога была долгой и тяжелой из-за высоко поднявшихся хлебов. Однако все было сделано наперекор задуманному, как будто люди сознательно стремились к поражению. Этим Бог показал, что руководит сражениями он и что именно Его воля предопределяет их исход. Мое мнение таково, что ни один человек по своему разумению не способен устанавливать и поддерживать порядок, когда имеет дело с массой людей – ведь на поле боя события разворачиваются иначе, чем они планируются заранее, и если человек, от природы наделенный разумом, возомнит, будто он способен это сделать, то он согрешит против Бога… Возвращаясь к теме рассказа, следует заметить, что граф совершил переход одним махом, не дав отдохнуть своим лучникам и пехотинцам. Кавалерия короля тем временем перешла в двух местах ров, и, когда она приблизилась настолько, что ее можно было атаковать с копьями наперевес, бургундские кавалеристы прорвали ряды собственных лучников – цвет и надежду армии, не дав им возможности ни разу выстрелить, и ринулись вперед. Примерно из 1200 этих кавалеристов не более 50-ти, как я полагаю, умели держать копье наперевес и от силы 400 были в кирасах, а слуги все были невооруженными, поскольку долгие годы не знали войны. Наемных же солдат Бургундский дом не держал, дабы не отягощать народ налогами.

Таким образом, бургундцы сами растоптали главную свою надежду. Однако Господь, следуя своим замыслам, неведомым людям, пожелал, чтобы то крыло войска, где находился граф Шароле и которое прошло справа от замка, не встретило никакого сопротивления и победило. В тот день я был неотлучно при графе и вовсе не испытывал страха, чего со мной никогда и нигде больше не случалось, – ведь я был молод и понятия не имел об опасностях. Меня лишь поражало, что кто-то осмеливается сражаться с моим господином, поскольку я считал его величайшим из всех…

По левую руку были сеньор Равенштейн, мессир Жак де Сен-Поль и другие, но у них, кажется, было недостаточно сил, чтобы сдерживать врага. К тому же они приблизились к нему настолько, что уже не могло быть и речи о каких-нибудь изменениях боевых порядков. Поэтому они были разбиты наголову и одни из них бежали, преследуемые, к обозу, где собрались бургундские пехотинцы, а другие – и их было большинство – рассеялись по лесу, до которого было примерно пол-лье. Погоню за ними возглавили дворяне из Дофине и Савойи, к которым присоединились и многие другие. Все они были убеждены, что одержали победу. Таким образом, с этой стороны бургундцы не устояли. Большинство их, в том числе и важные особы, устремились к Пон-Сент-Максансу, полагая, что он еще в их руках. Многие укрылись в лесу, недалеко от которого стоял обоз, и среди них господин коннетабль с довольно сильным отрядом. Он вскоре доказал, что отнюдь не считал битву проигранной.

Граф Шароле, со своей стороны, во главе небольшого отряда продолжал наступать и проскакал еще пол-лье за Монлери. Хотя противник был многочисленным, никто графу не оказывал сопротивления и он был уверен в своей победе. Но его нагнал старый люксембургский дворянин Антуан Ле Бретон и сообщил, что французы сосредоточились в поле и что если он продолжит погоню, то погубит себя. Однако, как он ни убеждал графа, остановить его ему не удалось. Вслед за ним прискакал монсеньор де Конте, упоминавшийся мною выше, и сказал то же самое, что и старый люксембургский дворянин, но говорил он столь решительно, что граф внял его словам и доводам и повернул назад. Думаю, если бы он проскакал дальше на расстояние двух полетов стрелы, то его взяли бы в плен, как некоторых других, кто бросился в погоню раньше его.
Проходя через деревню, мы натолкнулись на толпу бегущих пехотинцев противника. Граф кинулся их преследовать, не имея и сотни кавалеристов. Один из бегущих обернулся и нанес ему удар пикой в живот, след от которого мы вечером обнаружили. Большая часть их спаслась в садах, этот же был убит.

Когда мы шли мимо замка, то увидели возле ворот лучников из королевской охраны, но те не двинулись с места. Граф крайне обеспокоился, так как не предполагал, что у противника есть еще силы для сопротивления, и, повернув в сторону, поскакал в поле. Часть его отряда отстала, и за ним погналось 15 или 16 королевских кавалеристов. Его стольник Филипп д’Уаньи, несший штандарт, был убит сразу же, а сам граф оказался на краю гибели. Ему нанесли несколько ударов, причем один из них мечом в горло, плохо защищенное шейной пластиной, которая еще с утра была плохо закреплена, и я сам видел, как она отскочила. Метка от этого удара осталась у него на всю жизнь. Нападавший, подняв руку, закричал: “Монсеньор, сдавайтесь! Я вас узнал, не вынуждайте меня вас убивать!”. Граф, однако, продолжал защищаться, и в разгар схватки между ними вклинился служивший у графа сын одного парижского врача по имени Жан Каде, толстый мужиковатый здоровяк на лошади соответствующей стати, который и разъединил их. Все королевские всадники тем временем отступили к краю рва – туда, где они стояли утром, испугавшись приближавшегося бургундского отряда. Граф, весь в крови, рванулся навстречу этому отряду, над которым виднелось совершенно изодранное, длиной меньше фута знамя бастарда Бургундского и знамя графских лучников. Отряд этот насчитывал менее 40 человек, а нас, присоединившихся к нему, было менее 30-ти. Все мы никак не могли понять, что происходит.
Граф немедля пересел на другую лошадь, предоставленную ему одним из его пажей – Симоном де Кенже, ставшим впоследствии известным человеком, и помчался по полю собирать людей. В течение получаса, как я заметил, все помышляли только о бегстве, и, появись тогда хотя бы сотня врагов, мы бы разбежались. Мало-помалу к нам стали стекаться люди. По 10, по 20 человек, кто пешим, кто на коне. Пехотинцы были изнурены и изранены из-за действий как нашей собственной конницы во время утренней атаки, так и неприятеля. Поле, на котором мы стояли, еще полчаса назад покрытое высокими хлебами, было голым и страшно пыльным. Повсюду валялись трупы людей и лошадей, но ни одного мертвого из-за пыли опознать было невозможно.
Вдруг мы увидели, что из леса вышел отряд в 40 всадников со знаменем графа Сен-Поля и направился к нам, обрастая примыкавшими к нему людьми. Нам казалось, что он движется слишком медленно; к графу два или три раза посылали гонцов с просьбой поторопиться, но он не спешил и продвигался шагом, заставляя своих людей подбирать валяющиеся на земле копья. Двигались они в боевом порядке, и это ободряло нас. Когда они с присоединившимися к ним людьми подошли к нам, то у нас оказалось 800 кавалеристов. Пехотинцев же почти не было, что и помешало графу Шароле одержать полную победу, так как войско противника находилось под защитой рва и высокого вала.
Тем временем от короля бежали граф Мэн и несколько других людей, которые увели 800 кавалеристов. Некоторые уверяли, что граф Мэн сговорился с бургундцами, но я убежден, что в действительности ничего подобного не было. Вообще столь большого дезертирства с обеих сторон никогда еще не наблюдалось, и это несмотря на то, что оба государя не покидали поля боя. От короля один почтенный человек бежал аж до самого Лузиньяна, ни разу в пути не подкрепившись, а от графа другой достойный человек – до Кенуа-ле-Конта. Оба они потом не удержались от взаимных издевок.
Итак, обе армии вновь выстроились одна против другой; раздалось несколько пушечных выстрелов – и с обеих сторон оказались убитые.
Но сражаться никто уже не желал. Наша армия была многочисленней королевской, зато им придавало силу личное присутствие короля, который обращался к ним с добрыми словами. Все, чему я был свидетелем, убеждало меня в том, что, если б только он отсутствовал, все его люди разбежались бы.
Кое-кто из наших хотел возобновить битву, особенно монсеньор де Обурден, говоривший, что видел, как разбегаются люди короля. Впрочем, если бы можно было найти сотню лучников, чтобы стрелять через вал, дело обернулось бы в нашу пользу. Но пока судили да рядили, не вступая в бой, начало темнеть. Король вернулся в Корбей, и мы решили, что он со своей охраной расположился там на ночлег.”

В дальнейшем Людовик 11 предпочитал воевать с Карлом Смелым руками швейцарцев. Бургундские войны со швейцарцами начались Битвой при Грансоне.

Рубрики: Великие битвы истории
Метки: великие битвы