Фабий Максим и Клавдий Марцелл – щит и меч Рима
Автор: Strateg, 18 Ноя 2013
Квинт Фабий Максим Кунктатор и Марк Клавдий Марцелл – полководцы и государственные деятели, благодаря которым Рим смог противостоять Ганнибалу во Второй Пунической войне. Оба полководца использовали прямо противоположную стратегию против пунов в Италии, но смогли удержать Рим на краю пропасти после тяжелейших поражений. Оба полководца пять раз избирались консулами, праздновали триумфы и самое главное – приобрели уважение самого Ганнибала как достойные ему противники. Сравнительные жизнеописания Квинта Фабия Максима (величайший) Кунктатора (медлительный) и Марка Клавдия Марцелла у Плутарха дополняет информация Ливия.
Плутарх: “Среди полководцев самыми знаменитыми были Фабий Максим и Клавдий Марцелл, которые стяжали почти одинаковую славу, хотя и держались взглядов чуть ли не противоположных. Марцелл, как об этом говорится в его жизнеописании, отличался неукротимою предприимчивостью и гордостью, был могучий боец, по самой природе своей один из тех, кого Гомер называет «бранелюбивыми» и «доблестными»; дерзкому и неустрашимому Ганнибалу он противопоставил собственную дерзость, и с первых же стычек повел дела отважно, без оглядки. Между тем, Фабий, верный своим прежним расчетам, надеялся, что Ганнибал, без всяких битв и столкновений, сам нанесет себе непоправимый урон и окончательно истощит в войне свои силы – подобно борцу, который от чрезмерного напряжения очень быстро изнемогает. Поэтому, как сообщает Посидоний, римляне прозвали его «щитом», а Марцелла «мечом»; по словам того же Посидония, твердость и осторожность Фабия, соединившись с рвением Марцелла, оказались спасительными для Рима. И верно, Марцелл был для Ганнибала словно бурный поток, и встречи с ним не раз приводили карфагенянина в трепет, сеяли смятение в его войске, меж тем как Фабий изнурял и подтачивал его незаметно, будто река, которая непрерывно бьет в берег, бесшумно и понемногу его подмывая, и в конце концов, Ганнибал, утомленный боями с Марцеллом и страшившийся Фабия, который от боев воздерживался, оказался в весьма затруднительном положении. Ведь почти все время его противниками оказывались эти двое, которых сограждане выбирали то преторами, то проконсулами, то консулами: каждый из них был консулом пять раз.”
Квинт Фабий Максим Кунктатор
Первое консульство Фабия Максима было до Второй Пунической войны. Он победил лигуров и отпраздновал триумф. Фабий был участником посольства, направленного Римом в Карфаген с предложением выбрать войну или мир. С началом нашествия Ганнибала в Италию Фабий Максим призывал римлян к осторожности, предлагал изматывать пунов стычками, отсекать от продовольствия, защищать города союзников, использовать хитрость и армия Ганнибала в результате стратегии измора растаяла бы сама. Гай Фламиний не послушался советов и потерпел сокрушительное поражение в битве при Тразименском озере. Путь на Рим для Ганнибала был открыт. В трудные моменты своей истории римляне назначали единовластного диктатора и выбор пал на Фабия Максима. Начальником конницы при Максиме был избран пылкий и не очень далекий полководец Марк Минуций Руф.
Граждане Рима не понимали стратегии Фабия Максима, считали ее трусливой. Прекрасно понял замысел диктатора Ганнибал. Плутарх: “Лишь один человек судил по-иному, и это был Ганнибал. Только он один разгадал искусный замысел Фабия и его план ведения войны и, понимая, что любыми средствами – хитростью или силой – нужно заставить его принять бой (ибо в противном случае карфагеняне погибли, поскольку то, в чем они сильнее, – их оружие, – остается без употребления, то же, в чем они уступают неприятелю, – люди и казна, – тает и растрачивается впустую), перепробовал все военные уловки и приемы, точно опытный борец, пытающийся нащупать слабое место противника; он нападал на Фабия, тревожил его, вынуждал часто менять позицию, стараясь, чтобы тот в конце концов забыл об осторожности.” Ганнибал провоцировал римлян на недовольство диктатором, грабя окрестные поля и имения и только дом Фабия оставляя нетронутым. Но Фабий неукоснительно придерживался своей линии, невзирая на недовольство граждан.
Один раз Ганнибал оказались в трудном положении. Карфагеняне находились в теснинах, а Фабий заняли высоты и отрезали пунов. И тогда Ганнибал использовал прием, который применили иберы против карфагенян в Испании. Он приказал собрать быков, обмотать рога соломой, поджечь и ночью пустить на врага. Римляне растерялись, Фабий не рискнул на решительные действия в темноте и пуны вырвались из западни. Недовольство Фабием в армии и Риме нарастало. Начальник конницы Марк Минуций рвался в бой. Фабий согласился разделить с ним легионы и располагаться рядом в различных лагерях. В одной из стычек Минуций разбил пунов, преисполнился самоуверенности и, не взирая на мнение диктатора, решился на битву. Ганнибал спровоцировал Минуция, заняв небольшим отрядом холм между лагерями противоборствующих армий и спрятав часть войск в засаду.
Ливий, 22.28: “За эту малочисленность римляне сразу же отнеслись к ним с презрением; все стали требовать, чтобы их послали согнать врага и занять холм; полководец – храбрый и глупый предводитель таких же храбрых и глупых солдат – двинул их в бой и осыпал врага пустыми угрозами. Вперед он выслал легковооруженных, за ними сомкнутым строем – конников и, наконец, увидев, что к врагу подходит помощь, выступил с готовыми к бою легионами. Ганнибал, заметив, что его воинам то тут, то там приходится туго и что бой разгорается, тоже послал им на подмогу отряды пехотинцев и конников: силы обеих сторон уравнялись. Первыми Ганнибал сбросил с холма легковооруженных солдат, взбиравшихся на уже захваченный им холм; они заразили страхом следовавших за ними конников и добежали до знамен легионов. Среди общего смятения только строй пехотинцев оставался тверд и неустрашим – казалось, начнись теперь правильное сражение, оно не будет неравным (столько духа придало им сражение, за несколько дней до этого выигранное), но вдруг из засады появились пунийцы: напав с тыла и с обеих сторон, они привели римлян в такое замешательство и такой страх, что ни у кого не оставалось ни мужества сражаться, ни надежды спастись бегством.
Фабий услышал крики перепуганных солдат и уже издали увидел в войске смятение. Он сказал: «Так и есть: судьба ухватила удальца даже быстрее, чем я боялся. Значительная часть солдат была убита; живые, оглядывались, куда бежать; Фабиево войско явилось на помощь, словно с неба. Прежде, чем войска оказались на расстоянии, какое пролетает дротик, или на таком, когда можно уже схватиться врукопашную, Фабий удержал и своих от бегства врассыпную и врагов от яростного боя. Солдаты, которые, сломав строй, рассыпались кто куда, отовсюду сбегались в стройные ряды Фабиева войска; толпы показавших тыл повернулись к врагу, построились кругом и постепенно возвращались обратно или, сбившись в кучу, неподвижно стояли. Разбитое и свежее войско соединились и повернули на врага, но Ганнибал дал сигнал отступать: открыто признал, что, победив Минуция, он побежден Фабием.”
Сложив с себя полномочия диктатора, Фабий призывал вновь избранных консулов следовать его выжидательной стратегии. К его словам прислушался Эмилий Павел, второй консул – Теренций Варрон – был безрассуден, как Марк Минуций и римляне потерпели очередное сокрушительное поражение в битве при Каннах, где, кстати, погиб тот самый Марк Минуций и Эмилий Павел, а вот Варрон выжил. После Канн Рим пришлось спасать Марцеллу, но и Фабий Максим постоянно избирался полководцем, продолжая придерживаться прежней стратегии. Ганнибал никак не мог перехитрить Фабия, а вот Фабий смог обмануть Ганнибала и вернул под власть Рима крупный город Тарент. К концу Пунической войны, когда во многом благодаря старанию Фабия Максима (впрочем, как и Клавдия Марцелла) армия Ганнибала оказалась обескровленной, бывший диктатор вновь заслужил недовольство граждан. Он выступил против решения молодого Сципиона (Африканского) перенести боевые действия в Африку. Фабий считал, что нужно избавиться от Ганнибала в Италии, а не рисковать экспедиционным корпусом за морем. Вполне возможно, в престарелом полководце говорила зависть к молодому успешному полководцу, который мог закончить войну. Это уменьшило бы заслуги самого Фабия. А может он по прежнему не желал рисковать, отлично сознавая силу своего противника. Полиэн, Стратегемы, 7.14.2: “Фабий был прозван Величайшим, Сципион — Великим. Сципион завидовал славе Фабия, так что даже сказал: «Почему же ты, только сохранивший войско, прозван Величайшим, а я, сразившийся в бою и победивший Ганнибала, только Великим?». Фабий ответил: «Но ведь если бы я не сохранил тебе воинов, ты бы не имел тех, с кем бы ты, сражаясь, одержал победу».”
Плутарх: “Фабий Максим не дожил, однако, до конца войны и уже не услышал о поражении Ганнибала, не увидел великого и неколебимого благополучия своего отечества: около того времени, когда Ганнибал покинул Италию, он заболел и умер… Погребение Фабия не было принято на счет государства, но каждый из римлян частным образом принес ему самую мелкую монетку – не вспомоществование неимущему, но взнос на похороны отца народа, так что и по смерти этот человек стяжал почет и славу, достойные его жизни.”
Марк Клавдий Марцелл
Марцелл воевал с карфагенянами еще в Первую Пуническую войну. Перед Второй Пунической войной Марцелл воевал против галлов с северной Италии. В битве против превосходящего противника он в поединке сразил вождя гезатов Бритомарта и обеспечил победу своему войску, за что получил триумф. После поражения при Каннах римляне вспомнили про Клавдия Марцелла. Плутарх: “Многие из опытных римских полководцев к тому времени погибли в битвах; среди оставшихся славою наиболее надежного и благоразумного пользовался Фабий Максим, но его чрезмерную осмотрительность, происходившую из страха перед поражением, римляне осуждали, приписывая ее робости и не предприимчивости. Видя в нем полководца, вполне пригодного для того, чтобы обеспечить их безопасность, но не способного изгнать врага, они обратили свои взоры к Марцеллу и, объединяя и сочетая отвагу и решительность второго с осторожностью и дальновидностью первого, то выбирали консулами обоих, то, попеременно, одного посылали к войскам консулом, а другого – командующим в ранге консула. Сам Ганнибал говорил, что Фабия боится, как наставника, а Марцелла, как соперника: один препятствовал ему причинять вред, другой – вредил сам.
…Марцелл выступил против Ганнибала. После битвы при Каннах почти все полководцы держались одного образа действий – избегали сражения, и никто из них не дерзал встретиться с пунийцем в открытом бою: Марцелл же избрал противоположный путь, полагая что, прежде чем истечет время, которое якобы должно истощить силы Ганнибала, он сам незаметно для своих противников сокрушит Италию и что Фабий, помышляющий лишь о безопасности, плохо врачует болезнь отечества, дожидаясь, пока вместе с мощью Рима угаснет и война, – так робкие врачи, не решающиеся применить нужные лекарства, потерю сил у больного принимают за ослабление болезни.”
После Канн города Италии начали переходить на сторону Ганнибала. К пунам перешли такие крупные города как Капуя и Тарент. Не вступая в открытое противостояние, римляне начали с пунами борьбу за союзников. Ганнибал испытывал определенные трудности при осаде или штурме тех городов, которые отказывались переходить на его сторону. Часто в городах соперничали проримская и прокарфагенская партии. Одним из таких городов был город Нолы в Кампании. Три раза – в 216, в 215 и в 214 г. до н.э. Марцелл удерживал город и отбрасывал Ганнибала, нанося пунам серьезные потери. Возможно, победы Марцелла сильно преувеличены, но благодаря ему римляне поверили, что пунов можно побеждать.
Прославился Марцелл и на Сицилии. Сиракузы на тот момент были противниками Рима и руководил обороной города Архимед. Два года понадобилось Марцеллу, что бы взять Сиракузы. Архимед при штурме был убит легионером. Сам Марцелл обвинен сиракузцами перед сенатом в корыстолюбии, но сумел оправдаться и снова был избран консулом и продолжил войну с Ганнибалом.
В 210 г. до н.э. произошла битва под Нумистроном, в которой Ганнибал не смог разбить Марцелла и отступил. (Впрочем и Марцелл его не преследовал.) Ливий, 27.2:”Пуниец занимал холм. Марцелл… первый вывел из лагеря войско, готовое к бою; Ганнибал, видя, как из ворот выходят солдаты со знаменами, не уклонился от сражения: свой правый фланг он поднял на холм; римляне левым прижались к городу. Римляне ввели в бой первый легион и правое крыло, а Ганнибал – воинов-испанцев и балеарских пращников, а в ходе сражения еще и слонов. Бились долго, никто не имел перевеса. Сражение продолжалось с третьего часа до ночи – первые ряды устали биться. Первый легион заменили третьим, правое крыло левым; у врагов тоже свежие бойцы сменили в сражении усталых солдат; затухавшая битва с появлением новых сил разгорелась вновь; ночь развела сражавшихся; победителей не было. На следующий день римляне с восхода солнца и далеко за полдень стояли в строю; никакой враг не показывался. Спокойно собрали доспехи с врагов, снесли в одно место трупы своих и сожгли их. Следующей ночью Ганнибал бесшумно снялся с лагеря и ушел в Апулию.”
В 209 г. до н.э. Марцелл с переменным успехом несколько дней сражался с Ганнибалом в битве под Канузием. Началось все с отдельных стычек. Удача сначала была на стороне Ганнибала, потом Марцелла. Ливий, 27.12-14: “Ганнибал, посылая небольшие отряды всадников, пехотинцев и лучников, завязывал незначительные схватки; он не считал нужным дать решительное сражение и все-таки был вынужден его дать. Марцелл настиг его на широкой открытой равнине и не дал поставить лагерь, нападая со всех сторон и мешая работам. Войска в полном составе были брошены в бой; сражение шло почти до ночи и кончилось ничем. Быстро, еще до ночи, укрепили лагеря, поставив их недалеко один от другого. На другой день Марцелл на рассвете вывел войско; Ганнибал от сражения не отказался… наскучив дерзостью врагов, не дававших и дня передышки, карфагеняне рьяно кинулись в бой. Сражались уже больше двух часов: у римлян правое крыло и отборный отряд (экстраординарии) дрогнули. Марцелл вывел на передовую линию восемнадцатый легион. Но тут одни в страхе начали отступать, другие сменить их не торопились; смятение уже стало общим; и вот – страх сильнее стыда – солдаты бегут… (Плутарх: Марцелл был разбит – по-видимому, из-за одного несвоевременного распоряжения. Видя, что правому крылу приходится очень трудно, он приказал какому-то из легионов выдвинуться вперед, но само перестроение вызвало замешательство в рядах и отдало победу в руки неприятеля…)
Назавтра все было, как и приказано, в полном порядке. Марцелл похвалил солдат, объявил, что на передовую линию он выведет тех, кто, бросив знамена, первыми обратились в бегство. Ганнибал, извещенный об этом, воскликнул: «Ну и противник! Он не может перенести ни удачи, ни неудачи! Победив, он свирепствует над побежденными; потерпев поражение, он снова бросается в бой». Ганнибал велел играть сигнал и вывел свое войско. Сражались с обеих сторон яростнее, чем накануне: пунийцы старались сохранить вчерашнюю славу, римляне – смыть свой позор. Левое крыло римлян и когорты, бросившие свои знамена, сражались на передовой линии; восемнадцатый легион стоял на правом крыле; флангами командовали легаты Луций Корнелий Лентул и Гай Клавдий Нерон; Марцелл держал середину строя, ободряя солдат и словами, и своим присутствием. У Ганнибала на передовой стояли испанцы – главная сила его войска.
Сражение шло уже долго, но никто не имел перевеса, и Ганнибал приказал вывести вперед слонов: не напугают ли они противника и не приведут ли его в замешательство. Сначала слоны действительно смешали ряды римлян: одних потоптали, другие в страхе разбежались, обнажив линию обороны. Это пошло бы и дальше, если бы военный трибун Гай Децим Флав, схватив знамя первого манипула гастатов, не приказал всем идти за ним; приведши их туда, где столпились животные и беспорядок был наибольшим, он приказал забросать слонов дротиками. Все дротики попали в цель – и не мудрено: кидали с близкого расстояния в таких громадин, да еще сгрудившихся вместе. Не все слоны, правда, были ранены, но те, в чьих спинах засели дротики, кинувшись бежать, увлекли за собою и невредимых – животные эти с норовом. Тут уже не один только манипул, но каждый, кто только мог попасть в бегущих слонов, стал кидать в них дротики. Огромные животные кинулись на своих и убили их больше, чем врагов: животное, охваченное страхом, не слушается сидящего на нем вожака. На карфагенян, уже смятых пробежавшими слонами, наступала римская пехота; краткий бой – и враг бежит врассыпную. Марцелл вдогонку послал конницу; гонимых страхом преследовали, пока наконец не загнали в лагерь. Ко всему еще в самых воротах лагеря рухнули два слона; и солдатам пришлось лезть в лагерь через ров и вал; тут-то и началось избиение… Ганнибал в следующую ночь ушел; Марцеллу хотелось его преследовать, но большое число раненых удержало на месте. (Потери Марцелла тоже были велики.)”
На следующий год Ганнибал все же смог заманить Марцелла в ловушку. Против Ганнибала выступили сразу две консульские армии Марка Клавдия Марцелла (пятое консульство) и Тита Квинкция Криспина. Оба консула в сопровождении конного эскорта выехали на разведку и попались в заранее приготовленную нумидийцами засаду. Марцелл был убит, его раненный сын и второй консул смогли бежать, но на следующий день умер от ран и Криспин. Ливий, 27.27: “Смерть Марцелла вообще плачевна, но особенно потому, что, вопреки возрасту – ему было за шестьдесят – и большому опыту военачальника, он так неосмотрительно подверг смертельной опасности себя с сотоварищем и почти что все государство.”
Ганнибал отправил урну с прахом покойного сыну. Однако, повстречавшиеся по дороге нумидийцы завязали драку за урну и кости Марцелла были рассыпаны по земле. Плутарх: “Ганнибал же, как пишет Полибий, ни разу не потерпел поражения от Марцелла и оставался непобедимым до тех пор, пока не появился Сципион; впрочем, следуя Ливию, Цезарю и Непоту, а среди греческих историков – царю Юбе, мы склонны верить, что Марцелл несколько раз одерживал верх над Ганнибалом и обращал его в бегство. Правда, ни одна из этих битв не имела решающего значения, и можно предполагать, что самый отход ливийца был всякий раз лишь военной хитростью. В любом случае, после стольких поражений, потеряв столько полководцев, убедившись, что само владычество их пошатнулось, римляне все же нашли в себе мужество встретиться с неприятелем лицом к лицу, и это по справедливости достойно изумления. А кто избавил войско от долгого страха и уныния, кто, увещая и ободряя, снова вдохнул в него ревность к славе и боевой задор, а главное – желание не уступать победу при первом же натиске, но упорно за нее сражаться? Никто, кроме Марцелла! Людей, которых несчастья приучили радоваться, если удавалось благополучно ускользнуть от Ганнибала, он выучил считать позором спасение, купленное ценою бегства, стыдиться любых, самых незначительных уступок врагу и горевать, когда успех оказывался не на их стороне.”
Комментарии
Ваш отзыв