Военная история: вторжение галлов в Грецию и Македонию

Автор: Strateg, 06 Апр 2013

В начале 3 в. до н.э. экспансия галлов (или галатов) докатилась до Греции. Македоняне и греки с огромным трудом отразили нашествие галатов. Казалось бы, Македония только что покорила половину мира. Ее армия совершенна и способна противостоять любым врагам. Но после смерти Александра Македонского его империя быстро развалилась на части. К 279 г. до н.э. уже дети диадохов сражались за македонский трон. Антигон Гонат, сын Деметрия Полиоркета, Птолемей Керавн, сын Птолемея Лага и Антиох, получивший в последствии прозвище Сотер (спаситель – как раз от галатов), сын Селевка Никатора  и Пирр, царь Эпира воевали друг с другом, а также с греками и пропустили внешнюю угрозу. Вторжение галатов в Грецию наиболее подробно описывает Юстин, “Прологи сочинения Помпея Трога”. Его дополняет Павсаний, “Описание Эллады, Аттика” и Диодор, “Историческая библиотека”. 

Нужно отметить явное преувеличение античными авторами сил вторгнувшихся галатов, с которыми македоняне и греки смогли справиться относительно небольшими силами не без божественного вмешательства. Все литературные первоисточники отмечают умение галатов расслабляться после побед, что оканчивается для них конечным поражением.

Юстин,24.4-5: “Дело в том, что галлы стали так многочисленны, что их уже не вмещали те земли, на которых они родились. Словно следуя обряду «священной весны» (ver sacrum), они послали триста тысяч человек искать новые места для поселения. Часть из этих трехсот тысяч осела в Италии: они-то и сожгли взятую ими римскую столицу. Другая часть проникла к Иллирийскому заливу, следуя за птицами (ибо галлы всех более искусны в гадании по полету птиц), пробиваясь через варварские племена, и осела в Паннонии. Покорив жителей Паннонии, они в течение многих лет вели войны с соседями. Затем, ободренные своими успехами, они разбились на отряды. Одни напали на Грецию, другие – на Македонию, сокрушая все своим оружием. Имя галлов внушало такой ужас, что даже те цари, которые еще не подверглись их нападениям, покупали у них мир за громадные деньги. Один только македонский царь Птолемей бестрепетно услышал весть о приближении галлов. Он вышел им навстречу с небольшим нестройным войском, словно вести войны не труднее, чем совершать преступления.

Он с пренебрежением отнесся к предложению дарданцев, предложивших ему через послов доставить в помощь двадцать тысяч вооруженных воинов, и добавил к этому еще оскорбление: дело ведь идет о Македонии, сказал он; если македоняне одни покорили весь Восток, то неужели они теперь нуждаются в дарданцах для защиты своих пределов? Его солдаты – сыновья тех, которые при царе Александре, победив весь мир, всех сделали своими данниками. Когда эти слова были переданы царю дарданцев, тот сказал, что в скором времени славное Македонское царство падет из-за дерзости незрелого юнца.

Итак, галлы, которыми предводительствовал Бельгий, чтобы испытать, каково настроение у македонян, отправили к Птолемею посольство, предлагая мир, если он захочет его купить. Птолемей же среди своих [приближенных] хвастался, будто галлы добиваются мира, потому что боятся с ним воевать. Также и перед послами он бахвалился не менее нагло, чем среди своих друзей. [Он заявил], что он не согласен даровать галлам мир, если они не выдадут ему в качестве заложников своих старейшин и не сдадут оружие. Когда послы сообщили об этом своим, галлы смеялись и повсюду говорили, что Птолемей скоро почувствует, ему ли на пользу, или себе на пользу галлы предлагали мир. Спустя несколько дней произошло сражение. Македоняне были побеждены и перебиты. Птолемей, покрытый многочисленными ранами, попал в плен. Ему отрубили голову, надели ее на копье и для устрашения врагов пронесли перед всем строем. Немногие из македонян спаслись бегством; остальные были или взяты в плен, или убиты.

…Но в то время как все были в отчаянии, один из македонских вождей, Сосфен, полагая, что не одними обетами богам следует действовать, собрал молодежь, смирил галлов, ликовавших по поводу своей победы, и предотвратил опустошение Македонии. За эти доблестные заслуги его, человека неродовитого, предпочли многим знатным лицам, добивавшимся царской власти над Македонией. Но когда войско провозгласило Сосфена царем, он сам настоял на том, чтобы солдаты принесли ему присягу не как царю, но как полководцу.”

Диодор, 22.3-4,9: “Птолемей (Керавн, сын Птолемея 1 Сотера), царь македонцев, будучи совсем молодым и неопытным в военном деле, и, будучи по природе неосмотрителен и пылок, исполнял обязанности без осторожности или предусмотрительности. Например, когда его друзья советовали ему подождать войска, которые задерживались с прибытием, он не обратил на это никакого внимания. Царь Птолемей был убит и вся македонская армия была наголову разбита и уничтожена галлами. В этот период галлы напали на Македонию и терзали ее, так как было много претендентов на царство, который удерживали его краткое время и изгонялись. Одним из них был Мелеагр, брат Птолемея, сына Лага, который правил в течение только нескольких дней и затем был изгнан из страны. Подобно этому, Антипатр правил в течение сорока пяти дней. Вслед за ними приходили к власти Сосфен, затем Птолемей, а также Александр, и Пирр Эпирский. Все вместе они правили в течение трех лет.

Бренн, царь галлов, в сопровождении 150 тысяч пехоты, вооруженной длинными щитами, и десяти тысяч конницы, вместе с ордой лагерной прислуги, с большим количеством торговцев и двумя тысячами повозок, вторгся в Македонию и вступил в бой. Потеряв в этом столкновении много людей… как из-за отсутствие достаточных сил… когда позже он двинулся в Грецию и к оракулу в Дельфах, который он хотел ограбить. В жестоких битвах он потерял там десятки тысяч своих товарищей по оружию, и сам Бренн был трижды ранен. Ослабленный и близкий к смерти, он собрал свое войско там и говорил с галлами. Он посоветовал им убить его и всех раненых, сжечь свои повозки, и возвращаться домой налегке, он посоветовал им также сделать Кихория царем. Затем, напившись допьяна неразбавленного вина, Бренн зарезал себя. Затем Кихорий дал ему погребение, убил раненых и тех, кто стал жертвами голода и холода: всего около двадцати тысяч; и поэтому он начал путешествие домой вместе с остальными по тому же маршруту. В труднодоступной местности греки напали, обошли их с тыла, и захватили весь обоз. По пути в Фермопилы, испытывая недостаток пищи, они бросили более 20 тысяч человек. Все остальные погибли когда шли через страну дарданов, и никого не осталось, кто бы вернуться домой.“

Павсаний, Аттика, 4.1-4: “Название галатов стало общеупотребительным сравнительно поздно; прежде они сами себя называли кельтами и другие их так называли. Когда они собрались в поход, то их войско двинулось к Ионийскому морю; они опустошили и прогнали племя иллирийцев и все те племена, которые живут вплоть до пределов Македонии, и даже самих македонян; после этого они совершили набег на Фессалию. И даже когда они были уже близко от Фермопил, большинство эллинов относилось спокойно к нашествию варваров, так как уже раньше им пришлось потерпеть много зла, особенно от Александра и от Филиппа. Затем, всю эллинскую землю подвергли опустошению Антипатр и Кассандр; вот почему каждое греческое государство в отдельности вследствие своей слабости не считало для себя позором не участвовать по мере своих сил в общей защите страны.

Но афиняне, несмотря на то, что они больше других эллинов были утомлены продолжительностью войны с македонянами и потерпели в сражениях очень много поражений, тем не менее решились двинуться к Фермопилам с добровольцами из эллинов, выбрав себе в начальники Каллиппа. Занявши то место прохода, которое было самым узким, они заперли варварам проход в Элладу. Но кельты нашли ту обходную тропинку, по которой некогда провел персов Эфиальт из Трахина и, оттеснивши поставленных на ней фокейцев, незаметно для эллинов, перешли через Эту.

Тут афиняне оказали эллинам великую услугу: сражаясь на два фронта, окруженные со всех сторон, они продолжали защищаться и сдерживать варваров. Особенно тяжело было положение тех, кто находился на кораблях, так как Ламийский залив подходил к Фермопилам в виде болота. Эти люди несли еще больший труд: принимая на палубу эллинов, они лишь с трудом могли плыть по жидкой грязи на судах, отягченных и оружием, и людьми.

Так вот они спасали эллинов вышеуказанным мною способом. Галаты были уже по сю сторону Фермопил; сочтя совершенно не стоящим внимания брать другие укрепления, они особенно стремились разграбить Дельфы и сокровища бога. Против них выступили сами дельфийцы и из фокейцев те, которые жили по городам у Парнаса. Прибыли и силы этолийцев. В это время этолийцы особенно славились своей молодежью. Когда они вступили в рукопашный бой, вдруг молния ударила в галатов, на них низверглись камни, сорвавшиеся с Парнаса, и перед варварами явились, как привидения, вооруженные воины.”

Юстин, 24.6-8: “Между тем Бренн, под предводительством которого часть галлов вторглась в Грецию, услышал о победе галлов над македонянами, одержанной под командой Бельгия. Он был возмущен тем, что Бельгии и его галлы так легко отступились от обильной добычи, включавшей в себя сокровища, захваченные македонянами на Востоке. Поэтому он, набрав сто пятьдесят тысяч пехотинцев и пятнадцать тысяч всадников, сам вторгся в Македонию. В то время как Бренн грабил поля и деревни, навстречу ему вышел Сосфен с хорошо снаряженным войском. Но македонян было немного, они были объяты страхом, и их легко победил враг, и более многочисленный и более храбрый. Побежденные македоняне заперлись в городах, а победитель Бренн, нигде не встречая сопротивления, опустошал сельские местности во всей Македонии. Потом, как будто грабить людей ему уже надоело, он набросился на храмы бессмертных богов и даже, грубо издеваясь, говорил: богатым богам подобает быть щедрыми к людям. Итак, Бренн внезапно повернул свой путь на Дельфы, предпочитая добычу благочестию и ради золота [не останавливаясь] перед оскорблением бессмертных богов. Храм Аполлона Дельфийского расположен на горе Парнас, на отвесной скале. Благодаря постоянному стечению людей в это место там основался город, так как люди, приходившие сюда для поклонения величию [Аполлона], оставались жить на этой скале. Таким образом, и храм и город защищены не стенами, но крутыми обрывами, укреплениями, созданными не руками человеческими, а воздвигнутыми самой природой.

Завидев издали храм, Бренн долго раздумывал, приступить ли к делу немедленно, или же дать утомленным воинам отдохнуть одну ночь для восстановления сил. Вожди энианов и фессалийцев, которые присоединились к Бренну ради добычи, настойчиво советовали приступить к делу немедленно, пока враги не готовы и испуганы их неожиданным приходом; когда [же] пройдет ночь, [говорили они], враги воспрянут духом, может быть, подойдут к ним подкрепления, а горные тропы, которые сейчас открыты для прохода, окажутся прегражденными. Однако галльские рядовые воины после долговременных лишений, как только увидели, что [окружающие] деревни полны вина и всяких съестных припасов, обрадовавшись этому изобилию не меньше, чем победе, покинув боевые знамена, рассеялись по окрестным полям, стараясь захватить все, точно [уже были] победителями. Это обстоятельство дало дельфийцам отсрочку, так как при первом же известии о приближении галлов оракул запретил деревенским жителям выносить из своих усадеб зерно и вино. Смысл этого спасительного наставления был понят только тогда, когда изобилие вина и прочих запасов надолго задержало галлов и когда подошли вспомогательные отряды из соседних городов. Вследствие этого дельфийцы, силы которых возросли благодаря помощи союзников, успели укрепить свой город раньше, чем галлы, накинувшиеся на вино, как на добычу, были собраны обратно под знамена. У Бренна было шестьдесят пять тысяч отборных пехотинцев, у дельфийцев и их союзников – только четыре тысячи. Относясь к ним с презрением, Бренн, чтобы воспламенить своих воинов, указывал им на обилие добычи.

Галлы, возбужденные этими заверениями и пьяные от выпитого накануне [несмешанного] вина, не считаясь с опасностями, ринулись в бои. Дельфийцы, напротив, больше полагаясь на помощь божества, чем на свои силы, сопротивлялись, презирая врагов, и сбрасывали с вершины скалы карабкавшихся вверх галлов, то бросая в них камни, то поражая их оружием. Во время этого состязания двух сторон в первую боевую линию внезапно прорвались главные жрецы всех храмов, а также и сами прорицательницы с распущенными волосами, со священными знаками, в повязках, объятые ужасом, в состоянии исступления. Они кричали, что явился сам бог, и они не только видели это своими глазами, они слышали также звук натягиваемого лука и звон оружия. Поэтому [жрецы и прорицательницы] заклинали воинов самыми страшными заклятиями, чтобы они без устали поражали врагов и стали соучастниками [богов] в их победе, ибо перед их рядами сражаются сами боги. Воспламененные этими словами, все наперерыв бросаются в бой. И сами воины сразу почувствовали присутствие бога, ибо [в этот миг] землетрясение обрушило часть горы, повергло ниц галльское войско, и плотно сомкнутые ряды [врагов] рассыпались, израненные. Затем разразилась гроза, а град и [наступивший] холод прикончили раненых. Сам галльский вождь Бренн, не будучи в силах перенести боль от ран, покончил с собой ударом кинжала. После того как зачинщики этой войны понесли кару, [уцелевший] второй вождь [галлов] поспешно отступил из Греции с десятью тысячами раненых. Но и к этим беглецам судьба не была более благосклонна: гонимые страхом, они не провели ни одной ночи под кровлей, ни одного дня без лишений и опасностей. Непрерывные ливни, смерзшийся от мороза снег, голод и усталость и худшее бедствие – бессонница – истребляли жалкие остатки войска, уцелевшие от этой злосчастной войны. Племена и народы, через земли которых они держали путь, преследовали бредущих поодиночке галлов, как свою добычу. Так произошло то, что из такого громадного войска, которое так недавно, уверенное в своих силах, с презрением относилось даже к богам, не уцелел ни один человек хотя бы для того, чтобы сохранилась память о столь страшном поражении.”

Вторжением Бельгия и Бренна нашествие галатов на Грецию и Македонию не закончилось. Новой волне варваров противостоял Антигон Гонат.

Юстин, 25.1-2: “После того как установился мир между двумя царями, Антигоном (Гонат – сын Деметрия) и Антиохом (сын Селевка), и Антигон возвратился в Македонию, против него выступил внезапно новый враг, а именно галлы, которые были оставлены вождем Бренном на время его похода в Грецию [дома] для охраны границ своего племени. Не желая казаться бездеятельными, они вооружили пятнадцать тысяч пехотинцев и три тысячи всадников и, обратив в бегство войска гетов и трибаллов, стали угрожать Македонии. Они отправили к царю [Антигону] посольство с тем, чтобы предложить ему мир за выкуп, а также чтобы высмотреть, каков царский лагерь. Антигон с царственной щедростью пригласил послов на невероятно пышный пир. Но галлы, изумленные видом громадного количества золота и серебра и подстрекаемые надеждой на обильную добычу, возвратились к своим в более враждебном настроении, чем пришли к Антигону. Царь приказал показать галльским послам и слонов, чтобы испугать их непривычным для варваров видом этих животных; [он показал им] и корабли с посаженными на них солдатами. Он не понял, что тех, кого он надеялся запугать своей мощью, он на деле соблазнял надеждой на богатую добычу. Поэтому послы, вернувшись к своим, все преувеличивая, рассказывали как о царских богатствах, так и о беспечности царя. Они говорили, что лагерь переполнен золотом и серебром, но не укреплен ни рвом, ни валом; что враги оставили всякую заботу о военной защите, как будто сами богатства служат им достаточной охраной, как будто они вовсе не нуждаются в помощи железа, имея в изобилии золото.

Этот рассказ разжег еще более страсть к добыче в сердцах [этого] жадного племени. Этому содействовал и пример Бельгия, который незадолго до того уничтожил македонское войско вместе с его царем. Итак, галлы с общего согласия сделали ночью нападение на царский лагерь. Царь, предвидя такую беду, еще накануне отдал приказание, чтобы солдаты, захватив с собой все имущество, укрылись тайком в ближайшем лесу. Лагерь удалось спасти только благодаря тому, что он был покинут. Галлы, видя, что все брошено, что нигде нет не только защитников, но даже сторожей, подумали, что враги не бежали, а пустились на какую-то военную хитрость; поэтому они долгое время опасались войти в лагерные ворота. В конце концов, не тронув и не повредив укреплений, они заняли лагерь, скорее в целях осмотра его, а не разграбления. После этого, забрав с собой то, что им удалось найти, они повернули к берегу. В то время как галлы, ничего не опасаясь, стали грабить корабли, гребцы с помощью той части войска, которая сбежалась сюда с женами и детьми, перебили их. Избиение галлов было столь ужасно, что слух об этой победе не только доставил Антигону мир с галлами, но и избавил его от свирепости его соседей. Однако в это время у галлов было так много молодежи, что их толпы наводнили всю Азию. Впоследствии ни один восточный царь не вел ни одной войны без галльских наемников, а тот, кто лишался престола, ни у кого не искал убежища, кроме как у галлов. Само имя галлов внушало такой страх и так велика была слава их военных удач и непобедимости, что одним казалось, будто невозможно сохранить свою власть, другим, – что нельзя возвратить утраченную мощь, не прибегая к военной доблести галлов. Призванные на помощь вифинским царем галлы, одержав [для него] победу, поделили с ним его царство и назвали свою область Галлогрецией.”

Рубрики: Военная История
Метки: военная история