Военная история: иберы против легионов Рима, ч.2
Автор: Strateg, 07 Май 2014
В первой части статьи, посвященной борьбе иберов против легионов Рима, мы рассмотрели племена, населяющие Испанию и их вооружение. Вторую часть статьи посвятим примерам тактики, используемой иберами и двум вождям – Вириату и Серторию, возглавившим племена испанцев против римлян. Войны против Вириата и Сертория, а так же Нумантийская война оказались для римлян очень сложными и они смогли победить лишь благодаря своему упорству и убийствам испанских вождей.
Античные авторы отмечают высокую мобильность испанцев во время боевых действий. Так, Плутарх, Фабий Максим, 7 характеризует их: “…испанцы, ловкие и проворные, опытные в лазании по горам…” Это позволяло испанцам успешно использовать партизанскую тактику и устраивать засады. Даже тяжелая пехота кельтиберов была более подвижна, чем римские легионеры, но уступала им в дисциплине и стойкости в регулярном сражении строем. Ливий, 28.2: “Едва солдаты вышли за вал, как римляне пустили в них дротики; испанцы пригнулись, закрывшись щитами, затем распрямились, чтобы метнуть свои. Римляне, как обычно, приняли дротики на сомкнутые щиты, затем сошлись грудь грудью с врагом и стали биться мечами. Кельтиберам, привыкшим в бою перебегать с места на место, трудно пришлось на неровном поле, и проворство их оказалось бесполезным, а римлянам, приученным сражаться не сходя с места, бугры не мешали…”
Ливий, 34.14-15: “Так шло сражение, обе стороны лишь метали дроты, и исход его оставался пока неясным. На правом фланге, где уже началось было смятение и бегство, римляне держались с великим трудом. На левом же фланге и в центре они теснили варваров, и те непрестанно с ужасом оглядывались на когорты, наседавшие на них с тылу. Наконец испанцы истощили дроты, копья и стрелы и взялись за мечи. Тут бой как бы начался снова. Больше не метали копья вслепую, раня противника случайно и с расстояния, бились упорно, не отступая ни на пядь, и каждый надеялся только на свою доблесть и на свою силу… Консул бросил в бой запасные когорты со второй линии и тем воспламенил ослабевших было своих. На первой линии встали свежие когорты, они забросали изнуренного противника новыми дротами, прорвали его строй клином (cuneo), а затем рассеяли варваров и обратили их в бегство; те врассыпную бросились в свой лагерь.”
Видно, что и римляне и испанцы используют схожий способ боя. После метания дротиков они сходятся в рукопашной, причем испанцы тоже иногда используют клинья. Ливий, 39.31: “Особенно яростно в середине римского строя бились два самых доблестных легиона, и враги (испанцы), не видя иного способа сдвинуть их с места, построились плотно сомкнутым клином и превосходящими силами начали их теснить. 40.39-40: “…они (кельтиберы), тайно собрав войска, засели вокруг Манлиева урочища, которого не могло миновать римское войско. И когда римское войско на рассвете вошло в урочище, на него сразу с обеих сторон вдруг напали враги… Повсюду шел жестокий бой, но с разным успехом. Славно бились легионы, не хуже их оба крыла, но местные вспомогательные отряды были подавлены точно так же вооруженными, но в остальном намного превосходившими их кельтиберами, чей натиск они не могли сдержать. Кельтиберы, почувствовав, что в правильном строю они не могут сражаться с легионами на равных, ударили на них клином: в таком роде боя они столь сильны, что повсюду, куда обращали свой натиск, их невозможно было сдержать. Тут даже легионы пришли в беспорядок, строй был почти прорван…”
Аппиан, Римская История, 6.51: “Когда дошло до регулярного сражения, то ваккеи (испанское племя), похожие по своему вооружению на легковооруженные римские отряды, по большей части одолевали войска Лукулла до тех пор, пока у них не истощился запас дротиков; тогда они обратились в бегство, не будучи привычны к длительному (тяжеловооруженному) бою; и когда они, оттесненные, столпились у ворот, их было убито около трех тысяч.”
Против испанцев римляне пробовали использовать слонов, которых им поставляли нумидийцы. К середине 2 в. до н.э. карфагенян в Испании давно уже не было и вид слонов был непривычным для иберов. Аппиан, 6.46: “Аруаки тотчас же тою же ночью собрались в Нуманцию, которая у них была самым сильным городом, и выбрали себе вождями Амбона и Левкона. Три дня спустя пришел к ним Нобилиор и стал лагерем на расстоянии двадцати четырех стадий. К нему прибыло триста нумидийских всадников, которых послал к нему Масинисса, и десять слонов. Двинув свое войско против врагов, он вел этих животных позади, скрыв их в арьергарде. Когда начался рукопашный бой, то его солдаты расступились, и животные внезапно появились перед врагами. Кельтиберы, и сами, и их кони, никогда прежде не видавшие слонов на войне, пришли в смятение и бежали в город. Нобилиор повел этих слонов к самым стенам и вел удачно бой до тех пор, пока один из слонов, пораженный большим камнем, упавшим ему на голову, не пришел в ярость и, страшно заревев, не повернулся на своих же и стал убивать всякого, попадавшегося ему на пути, не разбирая врагов и друзей. Другие слоны, приведенные в беспокойство его ревом, все стали делать то же, что и он, топтать, рубить и подбрасывать кверху. Перепуганные слоны обыкновенно это и делают и всех считают своими врагами. Поэтому некоторые, чувствуя к ним из-за этого недоверие, называют их “общими врагами”. Тут началось нестройное бегство римлян. Увидав все это, нумантинцы быстро вышли из-за стен и, преследуя, убили тысячи четыре воинов и трех слонов и захватили много оружия и военные знамена.”
Римляне, грабя испанские провинции, сталкивались с отчаянным сопротивлением иберов. Заключая договора, тут же их нарушали, обманывали иберов и уничтожали. Один из римских полководцев Гальба обещал лузитанам, если те сложат оружие, выделить им места для проживания, после чего перебил безоружных. Среди спасшихся лузитанцев был Вириат, который возглавил восстание в Лузитании в 149 г. до н.э.. Восставшие были окружены войсками нового римского полководца Ветилия, который в свою очередь обещал им жизнь и землю. Но испанцы хорошо запомнили прошлый урок.
Аппиан, 6.62: “Подняв у них настроение и внушив надежду на спасение, Вириат был выбран их начальником. Тогда он велел всем им выстроиться во фронт, как бы для битвы, и затем приказал, когда они увидят, что он сел на коня, разбившись на массу групп, бежать, как кто может, по разным дорогам в город Триболу, и там его ожидать; тысяче же отборных воинов он велел оставаться с ним. Когда все это было сделано, одни из них бежали, как только Вириат вскочил на коня, Ветилий же, боясь преследовать их, разбившихся на много групп, обратился против Вириата, который стоял и выжидал, не представится ли какого благоприятного момента, и вступил с ним в сражение. Но Вириат, имея очень быстрых коней, все время его беспокоил, то отступая, то вновь останавливаясь и наступая; в таких быстрых передвижениях по этой равнине он провел весь этот и следующий день. Когда же он решил, что остальные бежавшие находятся в безопасности, тогда, двинувшись ночью по непроторенным дорогам, на своих крайне выносливых конях бежал в Триболу. Римляне не могли преследовать его с равной скоростью вследствие тяжести своего оружия, незнания путей и несходства по качеству коней. Таким образом сверх всякого ожидания Вириат спас войско, уже потерявшее уверенность в себе. Слава об этой военной хитрости распространилась среди тамошних варваров и высоко поставила его в их глазах, многие со всех сторон стали собираться к нему. Восемь лет воевал он с римлянами.”
Вириат вел войну с переменным успехом, изматывая римлян партизанской тактикой. Аппиан, 6.67: “На дороге он (Сервилиан) столкнулся с Вириатом, напавшим на него с 6 тысячами воинов с криком и шумом, как всегда делают варвары, с длинными волосами, которыми они на войне, распустив их, всегда потрясают для устрашения перед лицом врагов. Сервилиан не испугался его, смело ему сопротивлялся и оттеснил его, не дав ему добиться никакого успеха. Когда же к нему подошла и остальная часть войска, а из Ливии прибыло десять слонов и триста всадников, он укрепил большой лагерь и сам первый выступил против Вириата. Он обратил его в бегство и далеко преследовал. Так как преследование шло нестройными рядами, а Вириат во время бегства это заметил, он повернул назад, и, убив до трех тысяч, остальных загнал в лагерь и сделал нападение на самый лагерь. Лишь немногие с трудом ему сопротивлялись у ворот, большинство же скрылось по палаткам вследствие страха и с трудом были выведены оттуда военачальником и трибунами. Наступившая ночь принесла римлянам избавление. Но Вириат, постоянно нападая и ночью и днем, в самую жару, не упуская ни одного момента появиться неожиданно, со своими легковооруженными и на своих быстрых конях все время беспокоил неприятелей…”
Отчаявшись справится с Вириатом в бою, римский полководец Сципион в 139 г. до н.э. подкупил его ближайших друзей и один из них Авдак ночью перерезал Вириату горло. Аппиан, 6.72: “Среди варваров это был самый крупный военный вождь; при опасностях всякого рода он был более всех других готов подвергаться им, при дележе добычи он особенно стремился сохранить равенство. Он никогда не хотел брать себе большую часть, хотя всегда и все это требовали; а то, что он и брал, он раздавал особенно отличившимся. Поэтому ему удалось дело столь трудное и никому из вождей еще не дававшееся легко, а именно: в течение восьми лет (Диодор 33.21а пишет про одинадцать лет), пока шла эта война, в его войске, состоявшем из смешения стольких племен, не было никогда восстаний; оно было ему всегда послушно и быстро и чрезвычайно охотно подвергалось опасностям.” Без Вириата его армия в скором времени была разбита.
Параллельно с восстанием лузитан Вириата в Дальней Испании римляне вели в Ближней Испании еще одну тяжелейшую войну – Нумантийскую (141-133 г. до н.э.), против кельтиберов аруаков (ареваков). Аппиан, 6.76: “Нуманция стояла на обрыве, между двух рек и оврагов; ее окружали густые леса, и на равнину вела одна только дорога, движение по которой было затруднено вследствие рвов и остроконечных камней. Сами нумантинцы — их было всего тысяч восемь — были прекрасные всадники и пехотинцы. Несмотря на то, что их было так мало, вследствие своей доблести они причинили делу римлян очень много затруднений.” Характерный эпизод из многолетней осады Нуманции, Аппиан, 6.78: “(Квинт) Помпей всю зиму оставался в лагере. Войска, живя в некрытых помещениях, — а были сильные морозы, — впервые знакомившиеся с водой и воздухом этой страны, стали страдать желудочными болезнями, и некоторые из воинов погибли. Когда Помпей часть их отправил за хлебом, то нумантинцы, устроив засаду, стали вести бой, бросая камни и стрелы у самого римского лагеря, вызывая римлян на сражение, пока римляне, будучи не в силах вынести их дерзости, не выступили из лагеря; но тут появились бывшие в засаде. И погибло здесь много римлян и из простых воинов, но много и из числа знатных. Нумантинцы, встретив также возвращавшихся с фуражировки, многих из них убили.”
Римские войска, несшие постоянные потери под Нуманцией постепенно разлагались. Многие полководцы сменяли друг друга, но не могли справится с испанцами. Пришлось римлянам призвать своего лучшего полководца – Сципиона Эмилиана, перед этим взявшего осажденный Карфаген. Аппиан, 6.84: “Сципион, снова выбранный консулом, отправился под Нуманцию, не взяв с собой по набору никакого войска, так как в это время шло много войн, да и в Иберии было много войска. Он взял с собой, по разрешению сената, только добровольцев, присланных ему в силу личного расположения отдельными государствами и царями, а из Рима своих клиентов и друзей, человек пятьсот, которых, соединив в один отряд, называл “отрядом друзей” (первая преторианская гвардия!). Всех их, в количестве до четырех тысяч, он дал вести своему племяннику Бутеону, а сам с небольшой группой поехал вперед в Иберию к войску, слыша, что оно ведет жизнь бездельную, полную мятежей и разгула. Он хорошо знал, что не победит врагов, если не будет в силах победить недисциплинированность в рядах своих.”
Эмилиан навел в римских легионах порядок. Интересный момент, еще до реформ Мария он отменил в войске мулов и ослов, заставив воинов нести всю поклажу. Так что правильно говорить не “мулы Мария”, а “мулы Эмилиана”. Эмилиан обложил Нуманцию по всем правилам военного искусства пока испанцы, вынужденные питаться человеческим мясом, не пошли на переговоры. Перед сдачей города многие жители покончили с собой.
В начале первого века до н.э. в Риме шли гражданские войны между сторонниками Мария и Суллы. Один из полководцев Мария Квинт Серторий с группой марианцев бежал из Италии в Испанию, где, опираясь на испанские племена, долго и успешно противостоял римским армиям. Плутарх, Серторий: “Его можно было бы назвать более целомудренным, чем Филипп, более верным к друзьям, чем Антигон, более мягким к врагам, нежели Ганнибал. Ни одному из них он не уступал умом, но всех их превзошел своими несчастьями, ибо судьба была к нему более суровой, чем откровенные враги. Он сравнялся военным опытом с Метеллом, отвагой – с Помпеем, удачей – с Суллой; его отряды соперничали с римским войском – а был он всего лишь беглецом, нашедшим приют у варваров и ставшим их предводителем.” Нужно отметить, что Серторий отличился личным мужеством в войнах против кимвров и тевтонов. Во время террора в Риме Мария и Цины он, наоборот, отличался мягкостью по отношению к противникам сулланцам.
Плутарх: “Серторий, окончательно потеряв надежду удержаться в городе (Риме), отправился в Испанию… лузитанцы отправили к нему послов, приглашая его стать их вождем; опасаясь римлян, они искали себе предводителя, который был бы человеком достойным и опытным; узнав о характере Сертория от его спутников, лузитанцы желали доверить свои дела ему и только ему. Современники рассказывают, что Серторию не свойственна была ни жажда наслаждений, ни чувство страха и сама природа наделила его даром и тягости переносить не дрогнув, и не зазнаваться от удачи. Не было среди полководцев того времени более отважного, чем он, в открытом бою и вместе с тем более изобретательного во всем, что касалось военных хитростей и умения занять выгодную позицию или осуществить переправу, что требовало быстроты, притворства, а если надо, то и лжи.”
На этой иллюстрации Серторий изображен с белой ланью. Эту ручную лань Серторий использовал для внушения доверчивым испанцам божественной природы своей удачи. “Серторий объявил лань божественным даром Дианы, утверждая, будто не раз это животное раскрывало ему неведомое: он хорошо знал, сколь суеверны варвары по своей природе. Немногим позже Серторий придумал еще вот что. Если он получал тайное извещение, что враги напали на какую-либо часть его страны или побуждали отложиться какой-либо город, он притворялся, что это открыла ему во сне лань, наказывая держать войска в боевой готовности. И точно так же, если Серторий получал известие о победе кого-нибудь из своих полководцев, он никому не сообщал о приходе гонца, а выводил лань, украшенную венками в знак добрых вестей, и приказывал радоваться и приносить жертвы богам, уверяя, что скоро все узнают о каком-то счастливом событии.”
Плутарх: “могущество Сертория необычайно возрастало. В его распоряжении было две тысячи шестьсот человек, которых он называл римлянами (римские поселенцы в Испании), да еще семьсот ливийцев, переправившихся вместе с ним в Лузитанию, а самих лузитанцев – четыре тысячи легкой пехоты и семьсот всадников; и с этими силами он воевал против четырех римских полководцев, которые имели в своем подчинении сто двадцать тысяч пехотинцев, шесть тысяч всадников, две тысячи лучников и пращников.
… начав с незначительными, ничтожными силами, он не только подчинил себе большие племена и взял много городов, но одного из посланных против него полководцев – Котту – разгромил в морском сражении в проливе у Менарии, наместника Бетики Фуфидия обратил в бегство в битве на Бетисе, где в сражении пало две тысячи римлян, а Домиций Кальвин, наместник другой Испании, был разбит квестором Сертория; Торий, посланный Метеллом во главе войска, пал в битве, а самому Метеллу, одному из величайших и знаменитейших римлян того времени, Серторий нанес немало поражений и поставил его в положение столь безвыходное, что ему на помощь должен был прийти Луций Манлий из Нарбонской Галлии; в то же самое время из Рима был поспешно отправлен Помпей Магн с войсками. Да, Метелл был бессилен что-либо сделать, ибо ему приходилось вести войну с человеком отважным, избегавшим открытого сражения и к тому же чрезвычайно быстро передвигавшимся благодаря подвижности легковооруженного испанского войска. Тактика, к которой привык сам Метелл, была рассчитана на столкновения регулярных тяжеловооруженных отрядов. Он командовал плотной и малоподвижной фалангой, которая была прекрасно обучена отражать и опрокидывать врага в рукопашной схватке, но оказалась непригодной для горных переходов и для столкновений с быстрыми, как ветер, воинами, когда без конца приходилось преследовать и убегать, когда надо было – подобно людям Сертория – терпеть голод, жить, не зажигая огня и не разбивая палаток.
Все эти подвиги Сертория восхищали варваров, а особенно они полюбили его за то, что он ввел у них римское вооружение, военный строй, сигналы и команды и, покончив с их дикой, звериной удалью, создал из большой разбойничьей банды настоящее войско. Он привлек сердца испанцев еще и тем, что щедро расточал серебро и золото для украшений их шлемов и щитов, и тем, что ввел моду на цветистые плащи и туники, снабжая варваров всем необходимым и способствуя исполнению их желаний… Когда же Серторию пришлось встретиться с перешедшим через Пиренеи Помпеем и оба они проявили полководческое искусство, только Серторий превзошел противника и умением применять военные хитрости, и предусмотрительностью, – тут, действительно, молва о нем дошла до Рима, и его стали считать способнейшим из современных полководцев.”
Слава Сертория была настолько велика, что даже Митридат, воюющий с Римом в Азии начал вести переговоры с изгнанником Серторием, как представителем Рима. Серторий отправил Митридату послов, которые, по одной из версий, послужили военными инструкторами для реформирования армии Митридата. В то же время он, от лица Рима, отказался уступать Митридату спорные территории в Азии. Как и в случае с Вириатом, римляне не могли разбить Сертория в бою и им на помощь пришли убийцы. Заговор организовал завидующий славе Сертория один из его римских командиров Перперна. С гибелью Сертория борьба иберов за независимость пошла на убыль.
“Плутарх: “могущество Сертория необычайно возрастало. В его распоряжении было две тысячи шестьсот человек, которых он называл римлянами (римские поселенцы в Испании), да еще семьсот ливийцев, переправившихся вместе с ним в Лузитанию, а самих лузитанцев – четыре тысячи легкой пехоты и семьсот всадников; и с этими силами он воевал против четырех римских полководцев, которые имели в своем подчинении сто двадцать тысяч пехотинцев, шесть тысяч всадников, две тысячи лучников и пращников.”
120 000 – звучит как-то неправдоподобно, особенно в свете тотального занижения численности и потерь, относительно данных в источниках, современной исторической наукой…
Думаю, посчитал суммарно все армии против Сертория.