Фанатики в правилах настольного варгейма

Автор: , 01 Дек 2017

diсeВ некоторых правилах настольного варгейма есть категория войск, именуемая “фанатиками”. Названия могут отличаться. Где то такие войска называются “порывистыми”, где то “импульсивными”. Есть такие отряды у Терри Гора, у Лоренцо в Импетусе, есть такие отряды и в правилах “Стратег – Великие Битвы”. Обоснованием наличия таких войск в Стратеге будет посвящена эта статья.

Во все периоды военной истории армии имели разный уровень дисциплины, морали или боевого духа. Хорошо тренированные армии с авторитетными полководцами как правило подчинялись приказам. В армиях со слабой дисциплиной или низким авторитетом командующего солдаты либо стремились покинуть поле боя, если у них была низкая мораль, либо наоборот, в случае высокого боевого духа (часто граничащего с безрассудством и самоуверенностью) порывались бросится на противника. Особенно сложно удержать фанатиков от рывка в ближний бой при обстреле. Фанатичный напор и ярость бесконтрольной атаки имели плюсы в первые минуты столкновения. Такой “блицкриг” мог нанести противнику быстрое и полное поражение. Минусами таких неподготовленных атак являлось то, что войска не подчинялись общему плану, отрывались от своих и могли быстро выдохнуться.

Иногда бывало, что полководцы были вынуждены менять свои планы на ходу, подстраиваясь под действия своих импульсивных войск и их частных командиров, которые по знатности или авторитету соперничали с главнокомандующим. В варгейме это означает, что такие “самопроизвольные атаки”, которые вполне себе могут быть возглавлены частными командирами и вынуждено одобрены главкомом, происходят при слабом командном ресурсе армии. Так, например в Стратеге при нехватке Очков Командования фанатики могут сорваться в атаку на близко расположенного врага. Если Очков Командования хватает и игрок не хочет, что бы его отряды летели вперед сломя голову, он должен затратить командный ресурс, что бы удержать войска под контролем. Механизм реализации “порывистости” может быть различным. Главное, что атаки на столе могут происходить даже тогда, когда игроку это не выгодно. Как говорил один известный варгеймер – иногда нужен хаос на поле боя.

Но что интересно, в некоторых правилах, например ДБА, при слабом командном ресурсе фанатичные войска наоборот – будут дисциплинированно стоять на месте. Потому что там нет фанатичных, порывистых, импульсивных войск. Там вообще ничего нет – но это уже другой разговор.

Какие войска и как часто могли выходить из под контроля и идти в атаку? В античности прежде всего приходят в голову варвары, например гезаты в битве при Теламоне.  В темные века и раннем средневековье это викинги или варяги. Пример – варанга Алексея Комнина в битве при Диррахии. В средние века рыцари за счет яростных порывистых атак не только выигрывали, но и проигрывали сражения. Так, в битве при Куртре коннетабль де Нель был практически вынужден пойти в самоубийственную атаку вопреки плана, спровоцированный упреками формального полководца Артуа. Ну и конечно примером неподготовленных атак может служить битва при Креси. В период ренессанса порывистую атаку жандармов Фабрицио Колонны мы видим в битве при Равенне 1512 г. Спровоцированный артиллерийским огнем он атаковал французов, чем вынудил многие отряды армии Кордоны поддержать наступление и покинуть сильные укрепленные позиции. В итоге французы одержали победу. К этому же периоду самоуверенность швейцарцев достигла кульминации и они бросались в бой едва увидев врага.

Нужно отметить, что всяческие экзотические войска типа берсерков или гашишинов в Стратеге не рассматриваются в силу масштаба правил.

Поскольку многие варгеймеры не любят читать текст первоисточников, а больше доверяют интегральному экспертному мнению, приведем по поводу фанатиков мнения более поздних исследователей. Если варгеймеры осилят текст…)))

Чарлз Оман, Военное искусство в Средние века

“Когда собирались вместе именитые вассалы, каждый питающий черную зависть к своим собратьям и не признающий никого главнее себя, кроме короля – а часто и король был не в силах держать в руках свою знать, – требовался лидер невиданных способностей, дабы убедить их учредить такую командную иерархию, какая должна существовать в любой армии, если она должна представлять собой нечто большее, чем некую недисциплинированную толпу. Монархи могли попытаться избежать этой опасности, учредив такие должности, как коннетабль и гофмаршал, но такие шаги были всего лишь полумерами. Изначальный порок – неповиновение – продолжал существовать. Всегда существовала возможность того, что в какой-то критической ситуации сражение могло начаться не вовремя, боевые порядки нарушены, планы расстроены из-за своеволия крупного и даже мелкого феодала, не желавшего ничего слушать, кроме того, что подсказывала ему собственная храбрая, но недалекая натура. Если основой командной иерархии являлся скорее светский статус, нежели профессиональная опытность, крупный феодал, приведший самый большой контингент или имевший самый высокий титул, считал себя вправе взять на себя командование сражением.

Когда умение и опыт уступают место одной безрассудной отваге, для тактики и стратегии места не остается. Самонадеянность в сочетании с глупостью придают действиям среднего феодального войска определенный колорит. Столетия и земли могут быть разными, но эпизоды сражений похожи друг на друга: битва при Эль-Мансуре (1250) похожа на таковую при Альжубарроте (1385); сражение при Никополе (1396) напоминает «битву золотых шпор» при Куртре (1302). Когда противник появлялся в поле зрения, ничто не могло удержать западных рыцарей – щит в боевое положение, копье наизготовку, шпоры вонзаются в бока боевого коня, и облаченная в доспехи линия конников с оглушительным шумом мчится вперед, не считаясь с тем, что ждет впереди. Скорее всего, этот неистовый натиск кончается либо ударом о каменную стену, либо беспорядочным падением в канал, либо мучительным барахтаньем в трясине, либо бессмысленным топтанием у палисада из кольев.

Иллюстрацией военных обычаев XIII века может послужить бой при Эль-Мансуре (1250). Когда французский авангард увидел перед собой подходящее место для схватки и блестевшие среди пальм копья неверных, рыцарям было невозможно удержаться. Во главе с графом Артуа они ринулись в атаку, несмотря на приказ Людовика IX Святого не вступать в бой. Египтяне отступили, дав своим преследователям возможность запутаться в улицах города, а затем неистово обрушились на них одновременно со всех сторон…

…Сражение у Сен-Жакоб-ан-Бирс (1444), каким бы безрассудным и ненужным оно ни было, могло послужить примером, удерживавшим самого смелого противника от того, чтобы лезть в драку с людьми, которые готовы скорее погибнуть, чем отступить. Одержимые мыслью, что их баталия способна преодолеть любое препятствие, швейцарцы, насчитывавшие не более тысячи человек (по другим данным, 1500), умышленно форсировали реку Бирс на виду у армии, превосходящей их в пятнадцать раз. Они на нее напали, прорвали центр, потом оказались окружены превосходящими силами. Вынужденные образовать «ежа», чтобы выстоять против сильнейших атак конницы, швейцарцы до конца дня будто приросли к месту…  С этого дня швейцарцы могли считать, что их репутация упрямых несгибаемых храбрецов была одним из главных оснований их политического веса.

Искусное руководство сражениями при Нанси и Муртене было для швейцарских конфедератов исключением. После этих сражений, как и до них, мы видим, что они продолжали одерживать победы путем неудержимого натиска, а не благодаря проявлению каких-либо выдающихся тактических способностей…  Но невозможно, чтобы единственный шаблонный тактический прием, применявшийся людьми, лишенными широких научных познаний в военном искусстве, продолжал претендовать на неоспоримое превосходство.

…Последней по счету, но не по важности причиной утраты военного превосходства швейцарцев было непрерывное ухудшение дисциплины. Тогда как в других странах командиры все больше и больше овладевали военным искусством, у швейцарцев они все больше и больше шли на поводу своих солдат. Разделение полномочий всегда губительно сказывалось на овладении стратегическим мастерством, а теперь становились невозможными даже тактические мероприятия. Армия считала себя скорее парламентом, облеченным правом руководить работой своего кабинета министров, чем органом, подчиняющимся военной дисциплине. Преисполненные бездумной уверенности в непреодолимости своего натиска, швейцарские наемники самоуверенно игнорировали приказы, казавшиеся им излишними. В некоторых случаях они атаковали позиции в лоб, когда планировалось обойти их с фланга; в других начинали действовать, хотя был приказ дождаться, когда подтянутся другие подразделения. Если дела шли плохо, они отбрасывали даже видимость повиновения своим командирам.

Накануне Ла-Бикокки раздавались крики: «Где офицеры, эти пенсионеры с двумя окладами? Пускай выйдут и отработают свои денежки: пускай сегодня все сражаются в первой шеренге». Больше, чем наглость данного требования, удивляло то, что ему подчинились. Командиры вышли вперед и образовали голову передовой колонны; вряд ли кто из них уцелел в этом бою, и возглавлявший авангард Винкельрид из Унтервальдена пал первым под копьями ландскнехтов Фрундсберга. Что можно было ожидать от армии, в которой рядовые отдавали приказы, а офицеры их выполняли? Единственное, что оставалось у швейцарцев, так это грубая сила и безрассудная храбрость, тогда как им противостояли образованные полководцы новой военной школы.”

Ганс Дельбрюк: История военного искусства

“Если на Западе колонна, приходившая первой, тотчас же бросалась в бой, часто лишь по нетерпению и рыцарской недисциплинированности, то на Востоке для этого был объективный мотив: необходимость без промедления наступать на лучников, которые в противном случае могли нанести значительные потери. Как сокрушались в сражении при Арзуфе рыцари, когда Ричард Львиное Сердце по веским причинам не разрешил дать сигнала к атаке: они-де отданы на истребление неприятелю беззащитными.

(У Ричарда хватило авторитета и Очков Командования удержать рыцарей от атаки!)

…исход сражения всегда зависел от рыцарей; там, где они были стойки и пока они были стойки, они были опорой, жизненным нервом, костяком и для других родов войск, основой же рыцарства было высоко развитое личное чувство чести, для проявления которого строгая дисциплина явилась бы, может быть, только помехой. Для рыцаря недостаточно, что войско победило, он во что бы то ни стало стремится получить свою долю в этой победе. Личная слава есть та несовместимая с дисциплиной идея, которою он живет и которая заставляет его в бою искать поединка…

… (Креси) французы, для того чтобы подойти к англичанам, должны были сначала продвинуться в сторону левого фланга англичан, чтобы затем уже атаковать холм. Но мы знаем – король Эдуард знал это также, – что не так-то легко удержать рыцарей, завидевших врага. Ведь нужна очень дисциплинированная армия, чтобы заставить первые колонны ее, повернутые против неприятельской боевой линии, задержаться прямо перед ней, пока не подойдут и последние колонны. Эдуард мог рассчитывать, что его фланговая позиция – еще больше, чем это имело место при фронтальной, при которой приближение можно заметить издалека, – спровоцирует врага на разрозненные атаки. Но каждая разрозненная атака давала англичанам то преимущество, что еще больше усиливала действие выстрелов из лука, так как в приближавшихся коней и людей можно было пускать стрелы не только с фронта, но – что имеет особенно сильное действие – и с флангов.

Король Филипп провел со своим войском ночь в Аббевиле и близ него, в 2 милях южнее Кресси. Только в 3 часа пополудни на марше он получил известие, что англичане ждут его в полном боевом порядке, и решил отложить наступление до следующего дня. Но передние отряды находились уже в виду неприятеля, а когда эта весть распространилась, то задние ряды стали напирать на передние; поэтому король и решил тут же начать бой. Если бы предварительно было произведено упорядоченное развертывание и вся масса бросилась бы на англичан одновременно, то английские стрелы вряд ли задержали бы приступ. Но французы наступали отдельными отрядами, по мере прибытия их на поле сражения, и вследствие наклона местности двигались медленно. Участники сражения насчитывали, якобы, 15 или 16 разрозненных атак.

… (Бикока) командовавший французским войском Лотрек, естественно, предпочел бы избежать сражения и оперировать в том же духе, как и раньше, а именно осаждать и захватывать отдельные города герцогства в надежде когда-нибудь, во время контрманевров противника, найти случай использовать свое превосходство сил в сражении в открытом поле. Но нетерпение швейцарцев не дозволяло ему продолжать маневрирование. Сколько ни указывал им Лотрек на неприступность неприятельской позиции, самоуверенность и отвага их, по-видимому, ничуть не были подорваны опытом Мариньяно. Они напоминали французам, как они, уступая им в числе под Новарой, все же их победили и теперь также намеревались разбить испанцев, которые хотя и превосходили французов хитростью и коварством, но никак не храбростью.  Таким образом, для Лотрека не оставалось ничего другого, как направить их в атаку на фронт имперцев…  так как разбушевавшиеся швейцарцы, ссылавшиеся на свою непобедимость, требовали боя, то им и предоставили разгромить с налета неприятеля”

И при Креси и при Бикоке яростные импульсивные атаки привели к поражению.

Конечно, нельзя назвать порывистость как единственную причину поражений (как и побед). Но такая самопроизвольная активация войск, нарушающая планы игрока, позволяет нам приблизиться к военному делу давних времен. Свою роль помимо дисциплины могут играть и степень подготовленности войск и особенности таланта полководцев и многие другие факторы. И когда эти факторы отсутствуют военно-исторические игры превращаются в унылые безликие игры в солдатиков.

Комментарии

Ваш отзыв